Коварство и эффективность!
Нашел только в такой разбивке строк, но не уверен, что она авторская.
Роберт Рождественский
То, где мы жили,
называлось Югом...
И каждый раз,
как только мы вставали,
казался мир вокруг
настолько юным,
что в нем -
наверняка!-
существовали пока еще не названные вещи. Беспомощный, под безымянным небом рождался мир. Он вовсе не был вечным. Усталым не был. И всесильным не был. Он появлялся.
Он пьянил, как брага. Он был
доверчивым и откровенным... О, это удивительное право: назвать землею - землю, ветер - ветром! Увидев
ослепительное нечто, на миг сомкнуть торжественные веки и радостно провозгласить: "Ты
небо! Да будет так отныне и вовеки!.." Да будет мир
ежесекундно юным. Да будет он таким сейчас и позже... То, где мы жили,
называлось Югом. И было нам по двадцать лет. Не больше.. И нисходила ночь,
от звезд рябая.
И мы,
заполненные гулкой ширью,
намаявшись,
почти что засыпая,
любовь бесстрашно называли
жизнью.
Роберт Рождественский
То, где мы жили,
называлось Югом...
И каждый раз,
как только мы вставали,
казался мир вокруг
настолько юным,
что в нем -
наверняка!-
существовали пока еще не названные вещи. Беспомощный, под безымянным небом рождался мир. Он вовсе не был вечным. Усталым не был. И всесильным не был. Он появлялся.
Он пьянил, как брага. Он был
доверчивым и откровенным... О, это удивительное право: назвать землею - землю, ветер - ветром! Увидев
ослепительное нечто, на миг сомкнуть торжественные веки и радостно провозгласить: "Ты
небо! Да будет так отныне и вовеки!.." Да будет мир
ежесекундно юным. Да будет он таким сейчас и позже... То, где мы жили,
называлось Югом. И было нам по двадцать лет. Не больше.. И нисходила ночь,
от звезд рябая.
И мы,
заполненные гулкой ширью,
намаявшись,
почти что засыпая,
любовь бесстрашно называли
жизнью.